.

В паре сотен метров от монастыря впереди справа показался двух- и частично трёхэтажный конюшенно-работный дом, стеной окружавший внутренний дворик, в который из-под сводчатой арки и въехал гружёный обоз. В углу этого здания находилась цель длинного пути — новый дом.

Одно крыло здания было занято монастырскими лошадьми и телегами, а в трёх других располагались различные мастерские и жилые помещения. Дверь, за которой переселенцев ждал новый дом, находилась в самом углу. Она была настолько низкой, что мужчине среднего роста приходилось пригнуться, чтобы войти в нее.

За дверью вниз вели две ступеньки, за которыми слева был вход в подвал, где располагались какие-то склады и кутузка. Прямо впереди начиналась каменная протоптанная до ям лестница, ведущая на жилой этаж. Первыми заходившего встречали две двери в отхожие места. То, что это были именно они, любой мог почувствовать своим носом без лишних объяснений.

От этих дверей коридор шёл влево. По одной стороне его располагалась монастырская обивочная мастерская, а противоположная дверь вела в полицейскую кухню, через которую можно было пройти в жилые комнаты.

В полутьме вещи пришлось заносить в новое жилище почти наощупь. Фонарь над дверью еле освещал помещения. На кухонном столе и в оконном проёме большой комнаты горели небольшие масляные лампы. Принесенные с улицы вещи бросали куда попало. Маминой первоочередной заботой было устроить постель для младших, которые сразу по прибытии раскинулись каждый своим особенным способом под общим одеялом и заснули.

Ящик с кофейной утварью был разобран на кухне. Полуметровые берёзовые поленья в огромной дровяной плите быстро разгорелись весёлым огнём, и домашний кофейный аромат начал заполнять комнату. Малоразговорчивые от усталости новые жильцы расселись вокруг большого стола.

Папа и дядя Топи пили кофе из плоской походной фляги. Разговор мужчин постепенно начал оживляться. Они обсуждали события прошедшего дня и дивились тому, что видели: стенам более метра толщиной и сводчатым потолкам. Эхо в помещениях было таким сильным, что легкое покашливание повторялось не меньше чем четырьмя голосами. По мнению дяди Топи, это помещение больше напоминало церковь, чем жилой дом.

Дядя не долго выдержал на одном месте, и, подкреплённый крепким кофе, отправился изучать местность. Когда он спускался по ступенькам прихожей, послышалось его бормотание про ударяющий в нос запах туалета. Потом звук шагов затих на какое-то время, но уже через мгновение дядя шумно взбежал наверх и крикнул в приоткрытую дверь: «Эй, Вилле, иди скорей сюда!»

Папа вышел на лестницу, и они спустились в подвал.

— И что такого важного ты здесь нашёл? — спросил папа.

— Ты, конечно, ещё не знаешь, — сказал Топи, — что у тебя здесь в подвале — покойницкая. Папа пришел в недоумение.

— C чего ты так решил? По запаху?

— Нет, по этой двери, — сказал он уверенно.

Топи зажег спичку и указал на одну из дверей в подвале.

— Смотри внимательно, брат, разве это, по-твоему, не крест?

Папа усмехнулся:

— Ну да, крест, обычный православный крест. Посмотри вокруг — такой крест на каждой двери. Что же за всеми этими дверями — покойницкие?

Монастырский колокол отбивал мерные, спокойные удары. Дядя Топи, безмолвно склонив голову, прислушался к ним и сказал:

— Валаам… бом, бом, бом… Должно быть, удивительное место — этот Валаам. Много тебе здесь придётся повидать, дорогой братец!

— Главное, что я здесь прокормлю свою ораву, — устало, но в то же время успокоено ответил отец.

Воздух в давно пустующем жилище казался затхлым от сырости. Перед огромной печью лежала большая куча метровых берёзовых поленьев. Хотя на дворе уже была глубокая ночь, мужчины решили всё-таки затопить печь, чтобы прогреть квартиру.    Сначала сомнения вызвал размер дров. Поместятся ли метровые поленья в топку? Да, отлично вошли. Перед тем, как разжечь дрова, надо было найти верхнюю заслонку.      Это оказалось нелегко. Мужчины обшарили и прощупали все стенки и поверхности печи, — всё напрасно. На минуту даже усомнились, есть ли заслонка здесь вообще. Может быть, у печи прямая тяга, как волчья кишка, прямо к дымоходу?

Поиски, тем не менее, продолжались. Когда не было обнаружено ничего, похожего на ручку заслонки, они обратили внимание на мощную висящую на петлях прямоугольную дверцу в стене печи. Вначале чёрную и пахнущую затхлостью полость печи осмотрели в свете масляной лампы. Папа просунул руку в её покрытую сажей пасть по самое плечо и попытался обследовать внутренние стенки. В нижней части полости пальцы нащупали выпуклую чугунную ручку на крышке люка. Под ней находилась еще одна металлическая пластина, густо покрытая сажей.

Ничего подобного им встречать ещё не приходилось, поэтому они немало подивились такому замысловатому устройству печи. Теперь оставалось только поднести зажжённую спичку, и в могучей печи зажёгся дарящий тепло огонь.

В освещаемом и нагреваемом огнём доме разливалось чувство уюта и покоя, а уставшее с дороги тело наконец расслаблялось в приятной истоме.

Все жилые постройки Валаамского монастыря были сооружены из кирпича собственного производства. Стены почти метровой толщины были выложены из такого количества кирпича, которое современному человеку показалось бы совершенно бессмысленным. Один гостивший на острове архитектор, увидев эти стены сказал, что кирпича в них хватило бы на целый город. По своему внешнему виду большие группы зданий были похожи на крепости: построенные в форме четырехугольного каре, они имели внутри глухой двор, в который можно было попасть через ворота, перекрывавшие арочные проходы.

Внутренние стены комнат оштукатуривались и белились известью. Могучие стены, маленькие окошки в шесть стекол и сводчатый потолок жилых помещений вызывали немного странное чувство. Благодаря толщине стен, зимой жилища надо было лишь иногда прогревать из-за образующейся в них сырости. Достаточно было раз в неделю хорошенько протопить огромную печь.

В летнюю жару совсем бы не хотелось выходить из прохладного дома, если бы не мама, которой постоянно приходилось поддерживать огонь в большой плите. Эта насущная необходимость приводила к тому, что духота в комнатах была непереносимой. Во время летнего зноя детям устраивались спальные места где-нибудь в прохладе. Старшие братья с удовольствием спали в заваленной вещами шкурной. Для четверых младших мама устраивала общую постель в просторном коридоре вблизи двери, ведущей в монастырскую обивочную мастерскую.

Салакка Эйно. Старый Валаам моего детства. — Ювяскюля: «Гуммерус», 1980.

.

Справа, к северо-востоку от монастыря,— высокий двухэтажный кирпичный дом с затейливо сложенным фронтоном. Это так называемый рабочий конюшенный (работный) дом. Строительство его началось в 60-е годы XIX века по проекту Г. И. Карпова. Дом предназначался для проживания наемных работников. К нему примыкала монастырская конюшня, которая соединялась с домом через помещения, где хранились экипажи, пожарные инструменты, находились колесная и тележная мастерские.

Присмотревшись, начинаешь замечать сходство между работным домом и зимней гостиницей. Их объединяет общая архитектурная тема: горизонтальные членения в виде уступчатых поясков, отделяющих один этаж от другого, мерный ритм пилястр, идущих от цоколя до карниза, сам карниз, образованный постепенным напуском кирпичей, акцентирование главного входа путем закрытого каменного крыльца и возведения фронтона усложненной формы. Особенно заметна общность двух зданий при сравнении фотографий второй половины XIX века, когда гостиница тоже была еще двухэтажной.

Интересен документ, подтверждающий, что сходство гостиницы и работного дома неслучайно. В письме Дамаскина, отправленном в феврале 1865 года Г. И. Карпову, предлагалось архитектору так откорректировать план работного дома, чтобы сохранить симметрию с гостиницей. Карпов, следуя совету Дамаскина, располагает работный дом на одной линии с гостиницей и избирает такие сти-левые характеристики для своего здания, чтобы они подчеркивали архитектурное родство симметричных относительно монастыря построек.Не только композиция построения фасада, но и план работного дома в виде каре, образованного зданиями различной этажности, перекликается со структурой гостиницы.

В. Р. Рывкин. По Валааму. — Петрозаводск: Карелия, 1990. Глава «Центральный монастырский ансамбль» (С.117-159).

Лошадка неторопливая, ленивая, могли бы и походчей найти, но кнуток Валааму неизвестен: «блажен иже и скоты милуяй» <…>

Монахи, конечно, совсем необразованные… но все-таки удивительные они… и даже воздействуют на природу, на нравы зверей, как-то их освящают… своим примером? И тут же я вспоминаю, … что здесь, на Валааме, строго запрещено даже замахиваться кнутом на лошадей! тут даже и кнута не найти, как говорил мне о.Антипа: «у нас все лаской, и лошадка ласку понимает и слово Божие… заупрямится, или трудно ей, у вас в Питере сейчас ломовик ей в брюхо сапогом или кнутом по глазам сечет, а у нас слово Божие: скажешь ей — «ну, с Господом… отдохнула, теперь берись», — она и берется весело.