Архитектурно-ландшафтная среда Валаама. Ч. 2. (В. Р. Рывкин. По Валааму. 1990.)

В. Р. Рывкин. По Валааму. Обложка.

Источник: В. Р. Рывкин. По Валааму. — Петрозаводск, 1990. Глава: Первое знакомство. С.17-25.

Темы: Валаам открытый и Валаам сокровенный. Роль посадок в формировании ощущения уединённости. — Эффекты неожиданности и контраста. Валаамские маршруты как сценарии показа ансамбля. — Ориентация храмов и часовен. — Три формы монашеской жизни на Валааме. — Валаамские ансамбли — синтез архитектурных традиций: народной и профессиональной, северной и южной.

Подзаголовки: Екатерина Кузьмина, Яна Гайдукова.

Оформление: Яна Гайдукова.

Валаам открытый и Валаам сокровенный. Роль посадок в формировании ощущения уединённости.

Уже при первом знакомстве с валаамскими ансамблями отмечаешь, что каждый из них имеет свой облик и свои неповторимые запоминающиеся признаки. Но приезжаешь на остров раз, другой, исколесишь его вдоль и поперек, и тогда начинаешь видеть то общее, что присуще им — не внешнее, а внутреннее, глубинное. Тут на смену безмятеж­ному любованию приходит анализ. И жаль рас­ставаться с первыми впечатлениями, но профессио­нализм одолевает, берет верх. Задаешься вопро­сами: «как» и «почему», пробуешь на них ответить.

У Валаама два лица: одно «парадное» — тор­жественное и открытое всеобщему обзору, дру­гое — замкнутое, строгое, не выдающее себя на­ружно. Первое в прошлом веке вызывало у по­сетителей восторженные чувства. Да и как было не прийти в восторг, завидев после утомительного многочасового путешествия по Ладоге скалистый остров, на вершинах которого высились церкви с разноцветными куполами, с золочеными глав­ками, со стройными колокольнями. На вершине, не на равнине, как обычно ставились монастыри в средней России, их немало повидали валаамские паломники. Постройки эти, издалека попав в поле зрения, уже накрепко завладевали вниманием. С приближением они постепенно обрастали под­робностями, расплывчатое становилось определен­ным, бледное ярким и цветным. Они вырастали на глазах, обретая материальную сущность плавно и гармонично.

Иначе обстоит дело со вторым лицом Валаама. Ему полагалось изобразить аскетическую суровость, вызывать у богомольцев чувство восхищения перед подвижнической жизнью иноков своей «нелице­мерной замкнутостью». Уединенные постройки обнаруживаются не сразу, символизируя оторван­ный от мирского «праведный» образ жизни. Отчуж­дены они от внешнего мира. Среди высокого и густого хвойного леса был возведен скит Всех Святых. «Молчит лес, укрывший уединенный скит… Хорошо спрятано! Надежно укрыто!»— гово­рится о нем в книге прошлого века. И, чтобы еще больше усилить уединенность скита, как бы не веря, что естественный лес вполне выполнит эту задачу, вокруг скита монахи посадили деревья: кедровую сосну, пихту, целую дубовую рощу.

Скрытый от посторонних глаз лесом, Предтеченский скит окружен дополнительной природной преградой — посадками ели. Темные, сумрачные деревья как нельзя лучше соответствовали скиту с самым суровым уставом, создавая определен­ный психологический настрой у его обитателей и посетителей. Как тут не вспомнить шуточную присказку лесоводов: «в березняке влюбиться, в сосняке жениться, в ельнике удавиться».

Или, к примеру, Коневский скит. Если идти к нему с пристани по тропинке вдоль Игуменских озер, то замечаешь, что с одной ее стороны тянутся ду­бовые посадки. Задаешься вопросом: почему только с одной? Разгадку находишь, когда минуешь мостик и выйдешь прямо к скиту. Рядом с церковью тоже деревья: лиственница, вяз, кедровая сосна, дуб, но посажены они не вокруг здания, а закры­вают церковь лишь с северо-востока. Это как раз то направление, откуда можно было бы увидеть ее, идя от пристани. Но теперь, в сочетании с одно­рядными дубовыми посадками на стороне тропинки, обращенной к скиту, образовался плотный заслон, до поры скрывающий скит от человека.

Не доверяя ощущениям, подключаешь техни­ку — измерительную ленту, и подмеченная особен­ность приобретает цифровую конкретность: скит­ские постройки, спрятанные в лесу, дополненные искусственными посадками, обнаруживаются и впервые воспринимаются человеком с расстояния 25—30 метров. Выбрано оно не случайно. В этих пределах можно распознать лицо человека, особен­ности его одежды и даже выражение его лица.

Дубовая аллея у скита Всех святых. 2013. Фото: Яна Гайдукова.

Эффекты неожиданности и контраста.
Валаамские маршруты как сценарии показа ансамбля.

Выяснилась еще одна не менее важная законо­мерность, присущая этим ансамблям: эффекты неожиданности и контраста. Как правило, выходу на открытое пространство, где располагаются по­стройки, предшествует путь по стесненному участку. Эта неожиданность предварительно подготовлена, и тем сильнее она проявляется. Здесь есть чему поучиться современным проектировщикам. Как часто при формировании предметной среды города применяются однообразные средства, оставляющие человека равнодушным: вялая смена зрительных кадров, случайный характер взаимодействия приро­ды и архитектуры. Не говоря уже об отсутствии продуманной цепи композиционных приемов, спо­собных произвести определенное эмоционально-эстетическое воздействие на зрителя.

Между тем, на Валааме даже дороги между ключевыми объектами были не просто удобными транзитными связями. Основные исторически сло­жившиеся маршруты решены как целое действие с продуманным сценарием показа архитектурно­-ландшафтных ансамблей, имеющее свое начало, кульминацию и развязку. Таких сценарных компо­зиций, самых разнообразных, на Валааме очень много: от прямолинейного движения к объекту по дороге или аллее до усложненных петляющих путей, когда путника издалека интригующе манит главка постройки, а затем, после томительного ожидания в пути по лесной дороге или же по сер­пантину аллеи, внезапно приоткрывается еще более выразительный фрагмент, и только после этого пред­стает во всей красе долгожданная цель.

Ориентация храмов и часовен на Валааме

Особое значение на Валааме играл выбор места для ансамблей. Здесь учитывались и сугубо ути­литарные, и эстетические, и психологические факто­ры. Причем зачастую усилия народных мастеров и профессионалов по созданию гармоничной и уравновешенной среды обитания отодвигали на второй план обязательные религиозные требования. Современный проектировщик любит посетовать на жесткие нормы и правила, ограничивающие его творческие возможности и загоняющие созидатель­ный процесс в узкое нормированное русло. Эти жалобы, как правило, сопровождаются ностальги­ческими воспоминаниями о лучших временах, когда над зодчим не висел дамоклов меч всевозможных инструкций. Что и говорить, такой взгляд как нельзя лучше оправдывает посредственность современных архитектурных предложений. Однако и в прошлом существовали нормы, и подчас более жесткие, чем сегодня, что, впрочем, не мешало создавать талант­ливые произведения.

Взять хотя бы каноническую ориентацию алтарей православных церквей на восток. Об этом нам говорили еще в школе. Помните, муравейник — с южной стороны от дерева, мох растет на северной, а уж если повстречается церковь, то ее алтарь покажет вам восток. Действительно, на ранних эта­пах культового строительства это требование выполнялось безукоризненно. Но в XVIII—XIX ве­ках зодчие многократно отходили от старых принци­пов, пренебрегая религиозными догмами. В чем причина такого отступления от канона? Исследовате­лями установлено, что оно обусловлено привязкой сооружения к конкретной планировочной ситуации. Но каким образом планировочная ситуация влияла на ориентацию, какова цель отхода от обязатель­ных норм?

Чтобы ответить на этот вопрос, в ходе деталь­ного обследования Валаамского архитектурно­-ландшафтного комплекса нами была проверена ориентация всех сохранившихся и достоверно из­вестных культовых построек архипелага, возведен­ных в XVIII—начале XX века. Выяснилось, что для создателей ансамблей характер рельефа, трассы дорог, условия восприятия предопределяли ориентацию построек, идущую вразрез с культовы­ми правилами.

К примеру, чем вызвано отклонение от канона в ориентации Никольской церкви? Местоположение церкви определило ту роль, которую она должна была играть. Во-первых, церковь включалась в цент­ральную панораму Валаама и являлась важнейшим элементом видеоряда при подъезде к централь­ному монастырскому ансамблю. Во-вторых, на тер­ритории Никольского острова она задавала тон при формировании пространства скита, в который кроме нее входили: двухэтажный келейный корпус, ча­совня, небольшие деревянные постройки, малые архитектурные формы и искусственные посадки. Вдобавок при постановке церкви нужно было учесть необходимость зрительной связи между входом в церковь и главной монастырской постройкой — Преображенским собором. Скрупулезная проду­манность всего комплекса этих требований опреде­лила ориентацию Никольской церкви — СВ 82°34′. Отклонение от востока незначительно, но именно оно стало одним из факторов, позволивших А. М. Горностаеву создать полноценный, зрительно выверенный ансамбль скита.

Разговор об игуменском кладбище у нас еще впереди. Сейчас же хочу отметить только особен­ности ориентации церкви, стоящей на его террито­рии. Игуменское кладбище «привязывалось» к уже существующей дороге, и церковь пришлось распо­ложить так, чтобы с основных видовых точек, от ворот, она могла восприниматься фронтально. При этом ее ориентация оказалась смещенной относительно востока почти на 30°. Законы восприя­тия и задача определенного эмоционального воздействия на человека оказались сильнее рели­гиозных догм.

Ориентация валаамских часовен находится в пол­ной зависимости от находящихся рядом церквей. Так, максимальное отклонение в ориентации пяти часовен, расположенных неподалеку от Преобра­женского собора, не превышает 8°. Ориентация же самого собора имеет значительное отклоне­ние — на 28° от востока. Часовня Крестных стра­даний, включенная в единый ансамбль скита Всех Святых, обращена на дорогу, ведущую к скиту, и в ее ориентации отклонение от востока — 30°. Но наибо­лее ярко выражена эта зависимость в постановке часовни Гефсиманского скита. Ее ориентация — СЗ 88°12′, т. е. в сторону, противоположную канонической (!), что также объясняется подчи­ненным значением часовни в ансамбле скита.

Приведенные примеры не призывают отбросить нормы и правила в современном проектировании, но повод для раздумий здесь есть: они пока­зывают, как подчинить неумолимую логику технико-­экономической целесообразности логике красоты.

Ориентация часовни — СЗ 88°12′, т. е. в сторону, противоположную канонической (!), что объясняется её подчи­ненным значением в ансамбле Гефсиманского скита.

Три формы монашеской жизни на Валааме

Надо сказать, что вся структура Валаамского комплекса насыщена смысловым значением. Она отражает принципы организации монашеской жизни на Валааме и монастырскую иерархию. Вся обитель подчинялась строгому уставу, основанному на древних правилах общежительной иноческой жизни, внедренному в конце XVIII века. Устав жестко регламентировал внутреннюю жизнь монастыря.

Готовящиеся к вступлению в монашество послуш­ники проходили сложный путь испытаний. По достижении тридцатилетнего возраста при успеш­ном выполнении всех послушаний они проходили обряд пострижения в иноки, тем самым навсегда отрезая себе путь в мир. В преклонном возрасте часть иноков повторяла иноческие обеты и постри­галась в схиму, обрекая себя на уединенную жизнь.

Монашеское сословие казалось единым лишь на взгляд непосвященного богомольца. В действитель­ности же оно имело сложную структуру с разде­лением на «низы» и «верхи». На нижней ступени находились так называемые первоначальные мо­нахи. Верхушка монашества (иеромонахи, дьяконы, «ученые монахи») утопали в роскоши^[1].

Подвижническая жизнь Валаама проходила по трем направлениям: общежительному, скитскому и отшельническому. Первая протекала в централь­ном монастырском ансамбле, вторая — в скитах^[2] и третья — в пустынях^[3], постепенно прекративших свое существование после открытия Валаамского пароходства. Соответственно каждая из «жизней» предполагала последовательное увеличение испы­таний обитателей. В скитах требования должны быть жестче, чем в монастыре, отшельническая жизнь подразумевала еще большее самоотречение. Про­странственная организация Валаамского комплекса сложилась в соответствии с отношениями обита­телей и, в свою очередь, влияла на эти от­ношения, усиливая существующее в монашес­кой среде неравенство. Не каждый монах имел право и возможность селиться в скитах, оби­татели которых в действительности располагали большей свободой по сравнению с общежи­тельными иноками и не выполняли тяжелых послушаний. Более того, в Предтеченский скит рядовым монахам был запрещен даже вход без особого на то благословения игумена. Очень немногим позволял настоятель селиться в пустынях. Можно сказать, что каждый обитатель монастыря исполнял роль, суть которой определялась характе­ром структуры комплекса, а сам Валаамский монастырь был системой, в которой воедино были слиты образ жизни и поведение обитателей как в духовной, так и в материальной областях.

Валаамские ансамбли — синтез архитектурных традиций: народной и профессиональной, северной и южной

Валаамские ансамбли — своеобразный пример использования многих традиций народного зод­чества Севера. Сейчас, когда в современной архи­тектуре идут поиски возможностей творческого применения прогрессивных традиций прошлого, валаамский опыт заслуживает всяческого внимания.

Немало можно сказать и о многоплановости и органичности синтеза профессиональной и не­профессиональной архитектуры на Валааме, о взаимовлиянии архитектурно-строительных тради­ций жителей Карелии и выходцев из южных губерний России. Отдельная тема — парковые комплексы Валаама, имеющие большую художест­венно-историческую ценность. Созданные безвест­ными мастерами и профессиональными архи­текторами, они несут в себе лучшие черты народного творчества, помогая глубже осознать пути развития садово-паркового искусства XIX— начала XX века.

Архитектурно-ландшафтные ансамбли архипе­лага — не только реликвия старины, но и неотъем­лемая часть современности, связывающая прошлое с настоящим и будущим, свидетельство мастерства и таланта русских и карельских крестьян.

Колокольня Воскресенского скита. 2013 г. Фото: Яна Гайдукова.

[1] Зыбковец В. Ф. Национализация монастырских имуществ в Советской России (1917—1921 гг.). М.: Наука, 1975, с. 25.

^[2]  Скит — особый тип монастыря. Скиты могли одновре­менно устраиваться при больших монастырях, как это произошло на Валааме.

^[3]  Пустынь — на Валааме пустынью считалась уединенная жилая келья, хотя в XIX в. это название относили к мало­людным монастырям в глухих лесах.