.

Занятая послушаниями, братия только в праздничные дни бывает на всех церковных службах, а в будни является только к утрене и, отслушав ее, идет к своим обязанностям, расходится по мастерским и принимается за работу. С шести часов утра в мастерских уже кипит работа. Каждое дело имеет во главе «хозяина» (заведующего), без благословения которого послушники не имеют права ни начать, ни кончить, ни изменить сколько-нибудь своего урока.

Благодаря такой дисциплине дети и юноши, одни поступившие по собственному желанию, другие отданные родителями или родственниками, проходят прекрасную школу труда; изучая в совершенстве то ремесло, которыми они занялись по склонности или назначению, они воспитываются и нравственно. Разумеется, не многие из тех, кто поступил в монастырь в детстве или отрочестве, остаются в нем навсегда: большинство из них уходит потом снова в мир, унося с собой прочные знания и привычку к упорному и производительному труду.

Братия проходит послушания смотря по способностям, а иногда по назначению; клиросное, пономаря, звонаря; вырезывает крестики и образа, точит ложки; другие занимаются мастерством: иконописным, столярным, слесарным, малярным, кузнечным, выделыванием глиняной посуды, портновским делом или пекут просфоры, хлеб, колют и возят дрова, варят квас, прислуживают в трапезной, трудятся в поварне, стирают белье, ловят рыбу и т. д. Неся труд на пользу целой общины, братия в свою очередь получает все нужное из нее же.

Вся одежда и обувь приготовляется в собственных мастерских, а кожа для обуви выделывается на своем кожевенном заводе, устроенном на острове, вне монастыря.

В монастырском заливе, под Горой, близ пристани, устроен рыбачий домик или «Коптелка», как его зовут монахи. Там, в этой избушке, в короткие зимние дни и длинные вечера при скудном свете лампы, гудит деревянное колесо и навивается на него бесконечная серая нить, высучиваемая из пеньки молодым послушником; другие же монахи и послушники тихо плетут огромные рыболовные сети, свешивающиеся с потолка, к которому они прикреплены; тут же чинят старые. По закопченным, коричневым стенам висят на деревянных гвоздях толстые мотки ниток, скрученные на подобие кос; под потолком за балки сложены готовые сети, ожидающие своей очереди изведать глубины озера и взглянуть на подводные чудеса. Крупную пойманную рыбу солят, заготовляют в прок, мелкую же немедленно употребляют в пищу…

В нескольких сотнях метров от монастыря находилась бывшая гончарная мастерская. Снаружи здание выглядело совсем обветшавшим. Это был довольно большой дом, срубленный в лапу. Из стен то тут то там смотрели подслеповатые окошки, часть из которых была чем-то забита. В длинной стене дома когда-то, видимо, была широкая дверь, о чем свидетельствовала большая рубленая заплата более темного цвета на месте бывшего дверного проёма.

Столь невзрачный дом поначалу никоим образом не притягивал мальчишеского внимания. Горячий интерес к нему пробудился, когда какой-то монах в праздничном одеянии был замечен исчезающим в недрах этой развалюхи. Когда явление повторилось, мальчикам, естественно, было необходимо прояснить ситуацию.

Исследование началось с настойчивых расспросов, в результате которых появилась некоторая ясность. Оказывается, низкий домик тоже был церковью, где немногочисленная группа монахов совершала свои богослужения. Малый размер группы объяснялся тем, что эти монахи упрямо следовали старому летоисчислению. <…>

Только однажды у мальчиков хватило решимости заглянуть в эту «Церковь старостильников». Тогда в который раз подтвердилась старая народная мудрость: не суди о собаке по ее шерсти, а о дураке по его тряпью[2]. Насколько невзрачным был домишка снаружи, настолько прекрасным он был внутри. Стены украшало огромное количество икон, и по всему залу были расставлены принадлежности для совершения богослужений и церковных обрядов.

Salakka Eino. Lapsuuteni vanha Valamo. — Gummerus, 1980.
(Салакка Эйно. Старый Валаам моего детства. — Ювяскюля: «Гуммерус», 1980.)

Кроме того, разрушены взрывами следующие каменные здания: гостиница та и другая, как это уже упоминалось выше, рига, амбар, дом трудолюбия…

В 1890—1911 годах к зданию водопроводного дома с северной стороны были пристроены помещения котельной и мастерских, нарушившие его симметричную композицию.