.

Документальные источники, которые могли бы помочь в выяснении происхождения архитектурной формы храма и его типа, отсутствуют. Остается только предполагать, каким путем искали образ Преображенского собора, попытаться установить связи с близкими ему по духу зданиями того же времени.

Чтобы понять, как велась подготовка к возведе­нию храма на Валааме, нужно хорошо представлять себе специфику организации строительства в преж­ние времена. В церковном каменном зодчестве XVII века довольно редко применялся чертеж в современном его понимании. Обычно же делалась ссылка на «образец» или строители условливались делать постройку «против» какого-то конкретного сооружения, ориентируясь на совершенно опреде­ленную архитектурную форму[1]. При этом, как метко замечено известным исследователем древнерус­ского зодчества Н. Н. Ворониным, «и мастер, и заказчик смотрели назад»^[2].

Свобода творчества, как мы понимаем ее сегод­ня, проявлялась лишь при создании сложных и оригинальных композиций, когда талант мастера обнаруживался в умении соединить отдельные части различных зданий, «принятых» в качестве образца.

В провинции метод работы по образцам про­должал существовать значительно дольше, чем в столице и крупных городах. Поэтому, как считает работающий в Финляндии архитектор И. Н. Куд­рявцев, знаток каменного строительства на Валааме в XVIII веке, есть все основания считать, что каменные работы времен Назария были организова­ны именно таким способом.

Какие же постройки могли послужить образцом для валаамского храма? Какие архитектурные мотивы других зданий легли в основу его создания? Логичнее всего предположить, что общий принцип решения следует искать в архитектуре храмов Севера XVII—XVIII века. И. Н. Кудрявцев провел блестящий архитектуроведческий анализ и сделал вывод, что ближе всего по формам к валаам­скому собору храмы Великого Устюга, построен­ные на сто лет раньше, хотя их и отличает более пышное декоративное убранство. Если же искать прототипы валаамской колокольни, то в качестве наиболее близкого первоисточника исследователь называет знаменитую восьмигранную башню — «Часозвоню» Великого Новгорода (1443 год), имеющую очень близкие с колокольней Валаама объемное решение и форму завершения. Подобное же завершение у храма Голгофо-Распятского скита на Анзерском острове в Соловках.

Эта форма завершения, по-видимому, относи­лась к разряду излюбленных, потому что воспроиз­водилась не только в каменных, но и в дере­вянных постройках, например, в селе Ненокса Архангельской губернии. Но нигде, считает И. Н. Кудрявцев, результат не был столь успешен и не достиг такого высокого уровня, как в храме на Валааме.

Интересно рассмотреть еще одну гипотезу происхождения формы валаамского храма. Точка отсчета в цепочке рассуждений— 1770-е годы, Са­ровская пустынь — оттуда был переведен на Ва­лаам игумен Назарий. В то время в Сарове строил­ся новый храм, и Назарий, возможно, принимал активное участие в его возведении. Может быть именно поэтому Назария с такой неохотой отпустили местный епископ и настоятель Сарова, при этом охарактеризовав его как человека, не способного выполнять серьезные и ответственные поручения.

Итак, свое управление на Валааме Назарий на­чинает c реорганизации внутренней жизни мона­стыря на основах Саровского устава. Логично предположить, что при мысли о новом храме на Валааме Назарий неизменно возвращался к Саров­скому собору. Отсюда лишь один шаг для вывода, сделанного И. Н. Кудрявцевым: артель каменщиков, принявшая подряд, получила задание следовать примеру Саровского собора.

Рывкин В. Р. По Валааму. — Петрозаводск: Карелия, 1990. Глава: «Страница третья». С. 55-59.

[1] Воронин Н. Н. Очерки по истории русского зод­чества XVI—XVII века. М,—Л.: ОГИЗ, 1934, с. 77.

^[2]  Там же, с. 41.

Широкая лестница под колокольней ведет прямо в верхний, Преображенский, храм собора. Его план вполне традиционен: вытянутый прямоуголь­ник, разделенный шестью столбами на три нефа, с полукруглой алтарной апсидой. Освящение храма состоялось в 1794 году, хотя известно, что пол­ностью он не был закончен. Значительно позже, в 1805 году, проводились работы по отделке интерьера и золочению иконостаса. Завершался собор «освященным пятиглавием».

Входы с боковых сторон под колокольней вели в нижний храм — Сергия и Германа, освященный в 1789 году. Его площадь была намного меньше верхнего, так как четыре внешних угловых поме­щения, согласно данным И. Н. Кудрявцева, исполь­зовались для подсобных целей, а сам храм был крестообразной формы в плане.

Рывкин В. Р. По Валааму. — Петрозаводск: Карелия, 1990. Глава: «Страница третья». С. 55-59.

На Сарове колокольня не была связана с храмом, как на Валааме. Поэтому при создании валаамского собора перед зодчим стояла непростая задача объединения двух образцов: колокольни и храма. Эта задача была блестяще реализована — отдель­ные части и декоративные детали различных зда­ний слились в целостную архитектурную компози­цию, соответствующую своей простотой образу монастырской постройки.

Внимание вошедшего на монастырский двор в первую очередь привлекала колокольня. Пора­жала она человека не пышностью декора, его просто нет, а своей монументальностью, четко очерченным силуэтом и чеканностью формы. В ней все — движение ввысь и в то же время, как и в природе, находится в гармоническом равновесии. Вертикаль­ная направленность создается принятыми пропор­циями четверика и находящегося на нем высокого восьмигранника, углы которого подчеркнуты узкими пилястрами. В верхней части колокольни прорезаны узкие арочные проемы, в которых на брусьях навешивались колокола. Сдержанность и простота формы, вертикализм композиции по схеме «вось­мерик на четверике» связывают ее с новгород­скими колокольнями XVII века. А вот вход на колокольню, а значит, и в собор в виде четырех­колонного портика, в котором без труда узнается влияние барокко, — детище середины XVIII века.

Рывкин В. Р. По Валааму. — Петрозаводск: Карелия, 1990. Глава: «Страница третья». С. 55-59.